Академик Валентин Сергиенко: На Дальнем Востоке нужно создавать новые исследовательские институты

Председатель Дальневосточного отделения Российской академии наук – о выборах РАН, «Фукусиме», Приморском океанариуме и проблемах Академгородка 

– Валентин Иванович, в октябре прошлого года прошли выборы членов Российской академии наук – первые после объединения РАН с медицинской и сельскохозяйственной академиями. Как оцениваете их результаты для Дальнего Востока?

– Мы очень довольны результатами состоявшихся выборов и благодарны центральному аппарату РАН за поддержку Дальневосточного отделения. Дело в том, что в соответствии с действующими нормами у нас были только две вакансии, а выборы проходят лишь на освободившиеся места. Заявления о том, что академия «раздула штат», – чушь и провокация, вброшенная желтой прессой! Численность членов академии определена постановлением правительства и не пересматривалась более четверти века. То, что в этом году академия пополнилась почти 500 новыми членами (176 академиков и 323 член-корреспондента РАН), говорит лишь о том, как много выдающихся деятелей науки России ушло из жизни за последние пять лет.

Что касается штатов академии, то после реформирования РАН в соответствии с федеральным законом № 253 они существенно сократились. Ранее аппарат Дальневосточного отделения насчитывал 130 человек – осталось 36.

Выборы – дело всегда сложное и напряженное. Требуется многое совместить: поддержать ученых, добившихся мирового признания, внесших значимый вклад в развитие прикладных исследований и инноваций, поддержать развитие перспективных и прорывных направлений, в том числе важных для опережающего развития страны и ее отдельных территорий, обеспечить кадровый резерв и т. д.

Руководство РАН, признавая высокий уровень достижений дальневосточных ученых и важность ускоренного развития научно-образовательного комплекса Дальнего Востока, сочло возможным выделить для ДВО РАН 13 дополнительных вакансий. В результате в ДВО появились четверо новых академиков и 12 членов-корреспондентов. Может быть, в каком-то смысле можно говорить об авансе, но, прежде всего, это признание того, что дальневосточные ученые работают на очень хорошем уровне, пользуются авторитетом и признанием не только в стране, но и в мире. Об этом говорят высокие индексы цитирования в мировых базах наукометрических данных и высокие значения пресловутого индекса Хирша.

Впервые в истории ДВО РАН в состав академии были избраны представители высшей школы. Членами-корреспондентами РАН стали «молодые» профессора-медики: Кирилл Стегний (ТГМУ, Владивосток, специальность «хирургия») и Константин Жмеренецкий (ДВГМУ, Хабаровск, «терапия»). Не сомневаюсь, что это будет служить усилению взаимодействия ученых РАН и высшей школы.

– Идет ли сегодня речь о создании на Дальнем Востоке новых академических институтов?

– Появление академических структур на отдаленных территориях нашей страны всегда связывалось с необходимостью научного сопровождения их ускоренного социально-экономического развития. На Дальний Восток в последние годы пришли «большие» нефть и газ, быстрыми темпами наращиваются производственные комплексы по разведке, добыче и переработке углеводородов. Поэтому мы ставим вопрос о создании в составе ДВО РАН институтов геологии и геофизики нефтегазовых месторождений шельфа дальневосточных и арктических морей, а также института нефти и газа для сопровождения деятельности Восточной нефтехимической компании и других крупных проектов по комплексной и глубокой переработке углеводородов. Несмотря на то что в регионе эта отрасль только зарождается, фундаментальные исследования в этом направлении и подготовку высококвалифицированных кадров для новых и действующих предприятий необходимо начинать уже сейчас. В противном случае отрасль столкнется с проблемами на первых шагах своего становления. Из-за экономической обстановки и реформы академии процесс идет сложно. Все осознают, что это надо делать, однако реальных шагов пока нет.

Нам нужен институт международных отношений. Он может быть выделен из Института истории или создан с нуля,  может быть  и  совместной структурой – ДВФУ и РАН… Мы видим, как активно развивается жизнь в Азиатско-Тихоокеанском регионе, но многих вещей просто не понимаем. Надо осознавать, что происходит в соседних странах и в отношениях между ними. Думаю, факт избрания доктора исторических наук профессора Виктора Ларина (директор Института истории, археологии и этнографии ДВО РАН. – Ред.) членом-корреспондентом РАН по отделению «Международные отношения» усилит позиции ДВО РАН и придаст новый импульс развитию фундаментальных исследований по направлению международных отношений в АТР не только в академических структурах, но и в ведущих университетах региона.

– Вы упомянули о кадровом резерве. Как можно расценивать заметное в последнее время «омоложение» директоров институтов ДВО РАН?

– Это вопрос сложный… К сожалению, надо признать: в директорском корпусе мы потеряли качество. Скажем, Тихоокеанский океанологический институт последовательно возглавляли академики Виктор Ильичёв (его имя сегодня носит институт) и Виктор Акуличев, оба – выдающиеся океанологи с мировой известностью, крупные организаторы науки. Благодаря их усилиям и активности ТОИ, созданный по историческим меркам не так давно, занимает сегодня передовые позиции в мировых рейтингах по комплексным исследованиям Тихого океана и Арктики. Являясь яркими и авторитетными лидерами, они сформировали нынешний научный облик института, задали вектор его развития. Теперь институт возглавил Вячеслав Лобанов. Он опытный специалист в области океанологии, хороший управленец, долгое время исполнял обязанности заместителя директора по научной работе, но, когда кандидат наук руководит институтом, в котором 45 докторов, это ненормально.

Дальневосточный геологический институт тоже с недавнего времени возглавил кандидат наук – Игорь Александров. Думаю, он мог бы побыть еще года два-три в резерве. Раньше у нас всегда был резерв, слава богу, сейчас эта практика восстанавливается. Принято совместное решение РАН и ФАНО (Федеральное агентство научных организаций. – Ред.) о подготовке кадрового резерва на должности заведующих лабораториями, ученых секретарей, директоров институтов и их заместителей. Тем самым мы возвращаемся к принципам системной кадровой работы советского времени. Можно осуждать парткомы и месткомы, но эта система работала и редко давала сбои. Сегодня же есть примеры, когда в кресло директора попадают люди, никогда не имевшие дела с научной сферой или высшим образованием. Слава богу, эти примеры – не из жизни нашего отделения.

– В рамках ДВО РАН создаются две сверхструктуры. В центр морской биологии вольются Институт биологии моря, Приморский океанариум и Дальневосточный морской заповедник, в центр биоразнообразия наземной биоты Восточной Азии – Биолого-почвенный институт, Уссурийский заповедник и Горнотаежная станция имени В.Л. Комарова. Как идет этот процесс?

– Создание федерального исследовательского центра по морской биологии фактически завершено. Его возглавил академик Андрей Адрианов (директор ИБМ. – Ред.). Что касается создания ФИЦ по биоразнообразию, то этот процесс находится в заключительной стадии. Инициатор этих преобразований академик Юрий Журавлев (директор БПИ. – Ред.), к сожалению, по возрастным ограничениям не может возглавить новую структуру, в преемники он готовит своего заместителя по институту.

Говорить об эффективности новых структур пока рано. Надеюсь, что надежды на быстрый рост эффективности научной работы по направлениям «Морская биология» и «Биоразнообразие наземной биоты Восточной Азии» оправдаются и заложенные при создании ФИЦ подходы смогут быть распространены на другие направления фундаментальных исследований в научном комплексе Дальнего Востока. Не скрою, присутствует элемент настороженности. Слишком разнородные (по задачам, характеру работ, материально-технической базе, квалификации сотрудников и т. д.) структуры объединяются в ФИЦы. Время покажет, насколько верным окажется этот путь реформирования академического комплекса.

– И еще о Приморском океанариуме. Его директор Вадим Серков после гибели зверей был отстранен от должности…

– Океанариум возглавит новый человек – из Мурманска (бывший водолаз и тренер морских животных Александр Михайлюк. – Ред.). Он работал в биологическом институте, занимался белухами, но опыта руководства подобным океанариумом у него нет (равно как ни у кого другого в стране!). Он не связан ни с кем из местных – может быть, это хорошо. Но трудностей меньше не станет. Проблемы океанариума – не в Вадиме Серкове или директоре-организаторе Дмитрии Питруке. Проблема океанариума – это проблема ввода и освоения новых уникальных мощностей. Пока не пройдут один-два года, не притрутся механизмы, не отладятся системы управления всеми технологическими процессами на этом уникальном объекте, всегда что-то будет случаться.

А то, что произошло, – это чистый криминал. На записи видно: человек в балаклаве подходит с молотком к сивучу… А где охрана, где служба безопасности? Кто закупал и принимал системы наблюдения, на которых толком ничего не видно? По дельфинам – это отравление, что подтвердили эксперты из института имени Северцова (Институт проблем экологии и эволюции РАН. – Ред.). Это диверсия чистейшей воды, которую сейчас расследует прокуратура. Считаю, что допущенные промахи в работе все же не дают оснований перевести все стрелки на Серкова. Это нечестно и несправедливо.

– Валентин Иванович, вы сразу же после аварии на АЭС «Фукусима-1» предлагали японской стороне использовать для переработки жидких радиоактивных отходов сорбенты, разработанные учеными Института химии ДВО РАН. Именно при помощи этих сорбентов предприятие ДальРАО перерабатывает радиоактивные отходы Тихоокеанского флота, но применить их в Японии постоянно что-то мешает… Есть ли новости?

– Все испытания, которые мы проводили в научных центрах Японии, Германии и Франции, дали положительные результаты. Но, к сожалению, все решают политика и деньги. На аварийных блоках выполнен огромный объем работ, но проблема с жидкими радиоактивными отходами окончательно не решена. На «Фукусиме» сейчас работает только американская фирма Kurion. Однако смонтированные установки ALPS не в состоянии снизить содержание всех радионуклидов до допустимого уровня, поэтому объем хранимых на «Фукусиме» ЖРО возрастает день ото дня. По состоянию на середину 2011 года этот объем составлял около 150 000 тонн, а по прошествии пяти лет – уже около 600 000 тонн! Да, удельная активность растворов снижена существенно, но недостаточно для безопасного сброса очищенных растворов в открытую гидрографическую сеть из-за повышенного содержания радионуклидов стронция-90 и некоторых других. Кроме того, на станции появился значительный объем (ориентировочно 100 000 тонн) вторичных твердых радиоактивных отходов – это отработанные сорбенты. Они низкоактивные, но захоранивать их как обычные промышленные отходы нельзя. Использование наших технологий и материалов решило бы проблемы, но на момент принятия решения Институт химии мог предложить только свои знания и ноу-хау и максимум 10 кг сорбента в неделю при суточной потребности в тысячи килограммов. Если бы государство или российский бизнес помогли бы нам создать производство сорбентов, через полгода можно было бы наладить поставки в Японию…

Но, надеюсь, поезд еще окончательно не ушел. Мы продолжали наши работы. Сегодня мы способны предложить комплексное решение проблем утилизации не только жидких отходов, но и некоторых других проблемных отходов на «Фукусиме» – таких, например, как отработанные ионнообменные смолы или «загрязненные» грунты и другие низкоактивные сыпучие ТРО. Технологии отработаны в макетном варианте на ряде АЭС России и на Чернобыльской АЭС в рамках проекта МАГАТЭ. Сегодня мы ведем переговоры с Росатомом об организации выпуска мобильных установок по утилизации отработанных ионнообменных смол. Они будут применяться на российских АЭС и на тех станциях, которые Россия будет строить и эксплуатировать за рубежом. Работы могут начаться уже в январе, к осени первая установка может быть готова.

– Когда начнет работу новый корпус Института проблем морских технологий – Центр подводной робототехники, построенный на Чайке?

– В эксплуатацию он так и не введен, хотя строительно-монтажные работы завершены почти год назад. До настоящего времени институт, для которого велось строительство, не получил от ФАНО ресурсов, необходимых для ввода в эксплуатацию и освоения уникального комплекса (около 5000 квадратных метров рабочих площадей плюс уникальное станочное и испытательное оборудование на сотни миллионов рублей). Кроме того, здание надо охранять, освещать, отапливать… Руководством ФАНО принято решение о консервации корпуса на неопределенный срок. А ведь можно было бы уже сегодня готовиться к мелкосерийному производству уникальных робототехнических систем (и не только!), опробованных в строевых частях Минобороны и в МЧС. Осенью прошли испытания очередного разработанного в ИПМТ устройства – глайдера, который в полной тишине «планирует» в толще океана за счет изменения своей плавучести, осуществляя необходимый мониторинг параметров окружающих морских глубин. На испытаниях он прекрасно себя показал, но это опытный образец, сделанный в инициативном порядке за счет внутренних ресурсов института – «на коленке». Освоение его производства на мощностях созданного центра откладывается на неопределенный период. Обидно, что, когда вся страна сверху донизу говорит о необходимости ускорения инновационных процессов, о скорейшем переводе достижений науки в сектор реального производства, мы сплошь и рядом спотыкаемся о барьеры, непонятно кем и зачем выставленные на пути прогресса! Я говорил Михаилу Котюкову (глава ФАНО. – Ред.): найдите на первое время 200 млн в год – это многократно меньше, чем нужно на содержание того же океанариума, а потом институт все возьмет на свои плечи, заработает и все вернет. Но нам сказали: денег нет, есть бюджетная дисциплина… ФАНО нашло только 8 млн – на частичное отопление и освещение здания. А ведь это опытное производство – одна из точек роста ДВО РАН. Но все тормозится.

– Под прицел застройщиков попал владивостокский Академгородок. Ученые даже говорят о голодовке…

– Я тоже готов присоединиться к голодовке. Но вопрос не к нам, а к городу, который раздает эти участки. Никто не отменял решение 1971 года о выделении академии 160 гектаров от «Зари» до Седанки, но сегодня работают другие законы. У нас остался кусочек от «Зари» до Академгородка – 15 гектаров. Мы хотим строить там жилье для ученых, но денег на это нет.

В самом Академгородке земля оформлена только под зданиями институтов и рядом с ними. Остальную территорию город делит на квадраты и раздает.

Речь не только о земле, но и о нарушении элементарных санитарных норм. Тихоокеанский институт биоорганической химии работает с патогенными микроорганизмами, с токсичными веществами, у него санитарная зона – 150 метров, ближе ничего строить нельзя! Но город принимает решение о предоставлении компании «Армада» площадки под многоэтажную застройку в границах санитарной зоны ТИБОХа и санитарной зоны морга бассейновой больницы.

То же самое – Институт химии, прямо у забора уже начаты строительные работы. Пишем в прокуратуру, в город – никакой реакции. Видимо, здесь задействованы большие деньги. На память невольно приходят слова классиков марксизма о том, на какие преступления готов пойти капиталист из-за 20 %, 50 % или 100 % прибыли. Остается разве что действительно начать голодовку…

Отдельно хочу сказать о совершенно непотребном отношении местных властей к Академгородку. Всякий раз, принимая в наших институтах иностранных коллег, испытываешь просто физическую боль и стыд «за державу» из-за состояния городской магистрали от гострассы до котельной ДВО РАН. Спускаясь по колдобинам к институтам, известным в стране и мире, и наблюдая, как молодые и старые научные сотрудники по колдобинам пробираются к своим рабочим местам, думаешь: есть ли совесть у городских чиновников или только холодный расчет – с чего можно еще «отжать»? Уверен, что стоимость ремонта 200 метров дороги в десятки, в сотни раз меньше стоимости регулярно осуществляемого ремонта разделительного сооружения на гострассе в этом же районе. Неужели нельзя привести эту территорию в порядок? Остается одно – пригласить президента страны в какой-либо академический институт.

– Институту химии, который вы возглавляете с 2002 года, исполнилось 45 лет. С чем встретили  дату?

– Это еще не возраст для научного коллектива, но уже точно можно сказать: институт состоялся, идеи, которые закладывались при его создании, реализованы. На Дальнем Востоке появилась высококвалифицированная, авторитетная научная организация, способная решать сложные химические и химико-технологические, экологические задачи.

Наши работы в области переработки жидких радиоактивных отходов хорошо известны в стране и мире.

Другое направление – защитные покрытия, используемые в судостроении. На заводе «Звезда» в рамках проекта, поддержанного постановлением правительства № 218, уже создан, я считаю, образцовый участок формирования многофункциональных защитных покрытий на изделиях судостроения – полностью компьютеризированный, со строгим контролем всех этапов технологического процесса, гарантирующим качество покрытий и позволяющим исключить влияние «человеческого фактора».

Мы подписали соглашение с НИИ Крылова (ФГУП «Крыловский государственный научный центр». – Ред.) о совместных работах в области защиты кораблей от коррозии и биоповреждений, создания «необрастающих» красок.

Ведем интенсивные работы по проникновению в другие отрасли, например в авиацию. Направления те же – многофункциональные покрытия и материалы для защиты от коррозии и износа, гидрофобные и радиопоглощающие покрытия.

Еще одно направление связано с переработкой минерального сырья и вовлечением в оборот неиспользуемого ресурса – труднообогатимых руд, отходов горнохимического производства. Есть работы, связанные с извлечением «тонкого золота» из бассейнов-отстойников золотодобывающих предприятий в Амурской области. Содержание золота там очень высокое – 130–140 грамм на тонну, таких месторождений не бывает, но взять его оттуда было нельзя. А мы разработали оригинальный способ выщелачивания, эксперименты дали положительный результат. Работаем над созданием мобильной установки.

У Института химии – хорошие перспективы. Думаю, он выстоит во всех треволнениях происходящих реформ. Показатели у нас хорошие, публикационная активность растет, в том числе и в зарубежных изданиях самого высокого класса. Самое главное – институт состоялся в кадровом плане. У нас выстроена устойчивая система подготовки кадров от школы и университета до аспирантуры и докторантуры. Все заведующие лабораториями у нас – доктора наук, есть крепкое молодое поколение. Средний возраст научных сотрудников института практически сравнялся с возрастом института и не превышает 47–48 лет. В этом году у меня истекает контракт с ФАНО. Надо думать о преемнике – о следующем руководителе института. Кадровый резерв у нас есть. Его основа – докторский корпус и новые члены-корреспонденты РАН.

Записал Василий Авченко
"Новая газета во Владивостоке"