В ФАНО – стройными рядами!

Перед самым Новым годом все учреждения трёх государственных академий (РАН, РАСХН и РАМН), кроме аппаратов Президиумов и Президиумов региональных отделений, были переданы в Федеральное агентство научных организаций (ФАНО). С вопросами о том, как идёт реформирование РАН, в том числе и в Дальневосточном отделении, редакция «Дальневосточного учёного» обратилась к главному учёному секретарю ДВО РАН члену-корреспонденту РАН В.В. БОГАТОВУ.

– Виктор Всеволодович, после того, как академические подразделения стали подведомствены ФАНО, в Интернете и СМИ сразу образовался вал комментариев и мнений. Например, член-корреспондент РАН Арнольд Иванчик в середине января опубликовал резонансную статью под названием «Судьба науки в России никого не интересует», в которой утверждал, что «борьба за академию происходила при полном равнодушии общества...»

– Не могу согласиться с этим утверждением, хотя статья Арнольда Игоревича Иванчика производит сильное впечатление. Дело в том, что первые активные действия правительства по «реформированию академической науки» пришлись на время летних отпусков, в том числе и у политиков. Одновременно, в основных СМИ была развёрнута кампания по дискредитации РАН. Протестные события замалчивались, пиарились единичные высказывания в поддержку навязанных реформ (чаще, просто реформ, а не то, как это делалось). Несколько раз, например, слышал фразу: «Вы посмотрите, что творится в РАН?». И молчание. А что, собственно, творится? «Населению» внушалось, что там, в РАН, что-то творится. Зря ведь не скажут... Откровенную ложь даже обсуждать не берусь. Раз реформаторы блокировали информацию или откровенно лгали, значит знали, что делают что-то не так, значит боялись развития событий. В таких случаях преобразования стараются не затягивать.
Что касается митингов, то я, например, ничего другого и не ожидал. Ведь в нашем обществе массово собираться на «тусовки» по призывам отдельных организаций, вроде РАН или Книжной Палаты, не принято. И это нормально. Не надо отнимать хлеб у политических партий. Кстати, вы же знаете, что нас очень активно поддержали коммунисты и «Справедливая Россия». Спасибо им! Недоумение вызывает лишь то, что за всё время дискуссий подавляющее число членов лидирующей партии даже не попыталось вникнуть в суть обсуждаемых проблем. Жёсткая партийная «дисциплина» освободила их от раздумий.
В сложившейся ситуации важно другое: шельмование РАН не принесло значимых результатов. Проведённые опросы общественного мнения показали, что доверие к РАН в условиях информационной атаки не снизилось. Российской академии наук на момент принятия известного ФЗ-253 доверяло полностью или частично 67 процентов респондентов. Разве подобные результаты говорят о равнодушии общества?
Здесь ещё хочу отметить, что в начале нового тысячелетия на самом высоком уровне было заявлено об инновационном пути развития России. Сожалею, что сегодня появились и другие мнения. Недавно, например, директор «Курчатовского института» Михаил Валентинович Ковальчук заявил, что России не нужна инновационная экономика. Такой вариант существования государства вполне возможен. При этом политикам надо понимать, что наука призвана не только получать новые знания, но и обеспечивать технологическую независимость страны. Достаточно вспомнить выдающуюся роль, которую Академия наук сыграла для достижения победы в годы Великой Отечественной войны... Таким образом, говоря о развитии национальной науки, мы должны учитывать обеспечение технологической независимости, а следовательно и безопасности страны в кризисные периоды. И наши соотечественники это хорошо понимают. По мнению большинства россиян (78%), развитая наука является необходимым условием благополучия страны. Такие данные были получены в ходе опроса, проведённого в прошлом году Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ). Так что не всё так уж плохо в нашем Отечестве.
Что касается передачи в ФАНО абсолютно всех учреждений, то этот шаг для меня непонятен хотя бы с позиций выполнения положений принятого Федерального Закона (ФЗ-253) «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». РАН не сможет обеспечить возложенные на неё некоторые значимые функции без хотя бы ограниченного числа институтов. «Реформаторы» либо продолжают вести дело к первоначальному варианту закона, либо это временная ситуация.

– На старте реформы утверждалось, что учёные в РАН работают крайне неэффективно, не умеют управлять имуществом, что в РАН уже давно застой, поэтому нужно что-то делать, повышать престиж отечественной науки...

– В Российской академии наук действительно много проблем. Особенно в подразделениях, лишившихся научных лидеров. По этим и другим причинам практически все институты РАН в постперестроечное время сильно подсократились. Например, в Биолого-почвенном институте ДВО РАН, в котором я работаю главным научным сотрудником, в 80-е годы прошлого столетия трудилось более 600 учёных. На сегодня их осталось менее 200. Про плачевное финансирование РАН последних лет и говорить не приходится (об этом уже много сказано). По сути многие научные коллективы в последние двадцать лет работали на энтузиазме. В связи с этим образовался существенный кадровый «провал» между старшим поколением и молодёжью.
Всё это так. Однако отечественная наука – это не только РАН или другие научные учреждения и вузы страны. Отечественная наука – это ещё и среда, в которой она функционирует. В своей статье «Одиозная реформа РАН и её сторонник профессор Северинов», опубликованной мной ещё в начале августа прошлого года, я на опыте организации собственных НИР попытался показать, что в современной России заниматься наукой год от года становится всё сложнее и сложнее, даже, если у тебя на исследование и есть солидная сумма. Главные проблемы отечественной науки не в РАН, а в тех неблагоприятных условиях, в которые поставлены учёные, особенно учёные в вузах. В то же время, даже несмотря на это, РАН до сих пор остаётся одной из наиболее эффективных научных организаций не только в России, но и в мире... Судите сами: работы представителей Российской академии наук в 2013 году вошли в число самых востребованных в одной из крупнейших в мире профессиональных социальных сетей для учёных. Речь идёт о международном интернет-ресурсе ResearchGate, составившим рейтинг научных организаций мира, в котором РАН заняла шестую строчку в общемировом и третью – в европейском рейтинге. В рейтинге ResearchGate наша академия получила балл 63,9, её опередили Китайская академия наук (81), бразильский университет Сан-Паулу (76,3), Национальный научно-исследовательский совет Канады (69,5), французский Национальный центр научных исследований – CNRS (67) и университет американского штата Мичиган (65,8).
Ещё один пример. Недавно в Москве прошла VII Ежегодная церемония вручения национальных стипендий L’Oreal-ЮНЕСКО «Для женщин в науке» (For Women in Science). Так получилось, что все десять молодых женщин-учёных из России, попавших в этот список, работают в институтах РАН. Разве это не показатель эффективности РАН? Я уже не говорю о других престижнейших международных наградах. Так, в прошлом году российские учёные впервые были удостоены международной Галеновской премии, считающейся аналогом Нобеля в области биофармацевтики. Лауреатами стали доктор биологических наук Александр Соболев и кандидат биологических наук Андрей Розенкранц из Института биологии гена РАН, а также доктор биологических наук Владимир Лунин из НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Гамалеи. Их разработка позволит в тысячи раз повысить эффективность действия лекарств и, прежде всего, в онкологии.
Ещё пример. В прошлом году Вячеслав Муханов – руководитель кафедры астрочастиц университета имени Людвига-Максимилиана в Мюнхене, и Алексей Старобинский – академик, главный научный сотрудник Института теоретической физики им. Л.Д. Ландау РАН стали лауреатами главной международной награды в области космологии – премии Грубера. Этой награды наши соотечественники удостоены за вклад в развитие теории об ускорении расширения Вселенной.
Совсем недавно члену-корреспонденту РАН Р.С. Гринбергу и профессору А.Я. Рубинштейну также вручены престижные международные премии за разработку и развитие теории экономической социодинамики.
Подобных примеров можно привести достаточно, чтобы закрыть тему крайней неэффективности РАН. Но это не значит, что РАН не нужны были реформы, направленные на повышение эффективности исследований. Такие реформы в последние годы проводились научным сообществом. Особенно они активизировались после избрания Владимира Евгеньевича Фортова президентом РАН. Однако у правительственных чиновников оказались другие идеи на этот счёт.

– Можно ли сейчас отметить хоть какие-нибудь положительные стороны начавшейся реформы?

– На мой взгляд, текущая реформа – это «суета ради суеты», творческой атмосферы в научной среде это не добавило. Ничего положительного не могу отметить. Более бестолковых законов я ещё не видел. Но научный процесс загубить сложно. Такова природа людей, посвятивших себя науке. Если же всерьёз говорить о путях оптимизации или повышения эффективности научной деятельности в такой системе, как фундаментальная наука, то здесь нет и не может быть простых решений. Одному для творчества требуется тишина и покой, вокруг другого жизнь должна пульсировать. Наука – это крайне сложная и многообразная область человеческой деятельности. Глупо и опасно ставить однозначные масштабные эксперименты по принципу: давайте ввяжемся, а там посмотрим что получится. Такие эксперименты, как правило, обречены. Проводимая реформа конечно не уничтожит научную деятельность в институтах РАН, но жизнь научным коллективам может осложнить серьёзно. Объём отчётности, по крайней мере, увеличится точно. Уже возникли серьёзные трудности при организации экспедиций, особенно морских. Кстати, о многих других значимых проблемах РАН и, в частности, ДВО РАН, вызванных реформой, недавно подробно рассказал председатель ДВО РАН академик Валентин Ивановича Сергиенко корреспонденту газеты «Владивосток». Это интервью выложено на сайте ДВО РАН.

– И, тем не менее, реформа продолжает набирать обороты. Что собой представляет РАН сегодня? Клуб учёных? Если так, то какое место в процессе реформы фундаментальной науки вы отводите РАН и её региональным отделениям?

– На эти вопросы должен отвечать ФЗ-253 и основные подзаконные правовые документы, некоторые из которых ещё дорабатываются. Поэтому пока рано давать какие-либо пояснения относительно роли и места РАН. Однако уже понятно, что часть функций Российская академия наук обеспечить явно не сможет. Например, проведение фундаментальных научных исследований, что определено для РАН Законом, без институтов делать невозможно, как и проведение многих видов экспертизы, в том числе и финансовой. Кстати, успешное и оперативное проведение экспертиз, возлагаемых на РАН, мне тоже представляется проблематичным, так как такая деятельность подпадает под действие ФЗ-44, вступившего в силу с января текущего года. Все запланированные Законом экспертизы должны проходить через аукционы. Кому такой «цирк» нужен непонятно.
Что касается оценки РАН как клуба, то здесь необходимо дать некоторые пояснения. Ещё недавно Академия объединяла членов Российской академии наук – действительных членов (академиков) и членов-корреспондентов, избираемых Общим собранием этой академии, а также всех научных сотрудников подведомственных Российской академии наук организаций. Обратите внимание на очень важный момент: в члены Академии избирались не только учёные, работающие в РАН, но и лидеры вузовской науки, отраслевых научных центров, других государственных академий и т.п. Таким образом, членов РАН надо рассматривать как межотраслевое и междисциплинарное собрание, как правило, наиболее известных учёных. Ещё один важный момент: в состав Общего собрания прежней РАН (высшего органа управления РАН) входили не только члены РАН, но и представители институтов. Сейчас, по новому положению, всех научных сотрудников передали в ФАНО, в РАН остались только члены РАН, РАСХН и РАМН. Но это не значит, что членов укрупнённой таким образом академии отделили от институтов ФАНО. Многие члены академии являются директорами институтов или их главными научными сотрудниками. Например, все члены Президиума ДВО РАН работают в институтах. Скажите, как этих товарищей можно отделить от институтов? Даже наиболее пожилые члены РАН (надо учитывать, что академические звания даются пожизненно) стараются по мере сил поддерживать связи с институтами, в которых они работали, связи со своими учениками. Конечно, можно нынешнюю РАН назвать и клубом, но эта организация теснейшим образом связана, переплетена с институтами ФАНО. РАН и ФАНО не смогут функционировать друг без друга (если, конечно, следовать требованиям нового Закона). А раз так, то, на мой взгляд, ключевой момент в развивающейся реформе будет замкнут на чётком разграничении полномочий РАН и ФАНО в рамках соответствующего Договора и будущего устава РАН. Сейчас эти документы проходят завершающую стадию обсуждения. Если за РАН будут оставлены функции научного руководства институтами ФАНО, сохранятся задачи определения приоритетов в научно-техническом развитии страны, стратегического планирования НИР, экспертизы и некоторые другие важные позиции, то ничего трагичного не произойдёт. РАН и ФАНО смогут достойно проявить себя в этих условиях, если, конечно, наши анонимные «реформаторы» не вовлекут нас в какую-нибудь очередную крайность.

– В конце января этого года глава Совета по науке при Минобрнауки академик РАН Алексей Хохлов в интервью корреспонденту «ПОЛИТ. ру» заявил, что «не надо тут строить иллюзий насчет «научного руководства институтами со стороны РАН»... Считалось, что раньше институты подчинялись своему Отделению и Президиуму РАН. Уверяю вас, что они никому не подчинялись. Они жили своей жизнью, были лишь определённые регламентирующие вещи со стороны Отделения и Президиума. Сейчас такие регламентирующие вещи задаются ФАНО, но сами по себе институты остались какими и были». Как вы можете прокомментировать это заявление?

– Начнём с того, что фундаментальная наука – это особая сфера человеческой деятельности, к которой неприменима жёсткая командная система управления. В этом плане академик Алексей Ремович Хохлов, конечно, прав. Не может идти речь о каком-либо подчинении научной мысли кому бы то ни было. Тем не менее, научное руководство институтами со стороны РАН, конечно, осуществлялось. Эта работа проводилась как через экспертные оценки деятельности отдельных институтов и направлений, так и через периодические дискуссии между заинтересованными сторонами, в том числе с приглашёнными специалистами не из РАН. В частности, директора всех РАНовских институтов примерно раз в пять лет обязательно выступали с докладами о своей деятельности на Общих собраниях Отделений. Их доклады часто сопровождались жаркими дискуссиями (скажем, в Отделении биологических наук, к которому я приписан, это было нормой). А, как известно, в спорах рождается истина. Кроме того, отдельные отчёты и планы НИР заслушивались на научных советах и комиссиях РАН (я, например, вхожу в состав научного совета РАН по гидробиологии и ихтиологии, и часто бывал на подобных мероприятиях). Многие научные проблемы обсуждались на Научных сессиях РАН, заседаниях Президиума РАН, а также Президиумов региональных отделений. Причём на заседания Президиума РАН принято приглашать сторонних содокладчиков. Традиционными в РАН были плановые проверки институтов специальными комиссиями, в состав которых включались ведущие специалисты страны. Например, последняя проверка в ДВО РАН была в ноябре прошлого года. Проверялась научно-организационная деятельность Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН. Председателем комиссии по проверке этого института была первый заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений РАН (Москва) академик Наталья Ивановна Иванова – крупный специалист в области теории инновационного развития, научной и инновационной политики и экономического прогнозирования. Результаты всех проверок обязательно рассматривались на Президиуме ДВО РАН (в РАН – на специализированных отделениях). По докладам принимались соответствующие решения. На мой взгляд, в РАН действовала отработанная система коллективного руководства, которая вполне себя оправдывала по отношению к фундаментальным исследованиям. Если Алексею Ремовичу удобнее такую систему назвать «определённой регламентирующей вещью со стороны Отделения и Президиума», то это его право. Важно понимать, что под этой терминологией подразумевается.

– Недавно Владивосток с ознакомительной поездкой посетил руководитель ФАНО Михаил Котюков. Какие последствия вы, как главный учёный секретарь Отделения, ожидаете от этого визита?

– Этот визит был важен для нас и для учреждений, переданных в ФАНО. Сразу хочу сказать, что как на декабрьской встрече в Москве с руководителями институтов РАН, так и на встречах в ДВО РАН, Михаил Михайлович Котюков произвёл на наших сотрудников, в том числе и на меня, очень хорошее впечатление. Он открыт к сотрудничеству, легко вникает в суть проблем.
Для руководства ДВО РАН важно было добиться быстрейшего открытия регионального отделения ФАНО во Владивостоке, и эта договорённость достигнута. Затем нам вместе надо постараться, по возможности, безболезненно для институтов преодолеть переходный период, решить ряд срочных строительных и хозяйственных проблем. В то же время мы понимаем в насколько сложном положении сейчас глава ФАНО находится. Необходимо как можно быстрее вписать деятельность переданных учреждений в правила, установленные «очень тяжёлым» ФЗ-253 и уже утверждённым положением о ФАНО. Хозяйство-то от трёх академий досталось супергромадное. Поэтому мне крайне странными представляются утверждения министра Дмитрия Ливанова, высказанные им в дни «празднования» 290-летия Российской академии наук, что РАН была квазиминистерством фундаментальной науки... Мне это непонятно. По уровню финансирования РАН была сопоставима со средним университетом США, но при этом могла бы оставаться нашим национальным достоянием, национальным брэндом, национальной гордостью...
Надеюсь у объединённой РАН и ФАНО взаимодействие получится. Очень хочется в это верить!

– Говоря о сообществе учёных дальневосточного региона, хотелось бы затронуть и больную для «Дальневосточного учёного» тему – уцелеть «в вихре реорганизационных перемен», чтобы и дальше быть связующим учёных Дальнего Востока звеном. Именно эту нашу главную функцию отмечали многочисленные авторы, читатели, подписчики, поздравляя нас с недавним 40-летним юбилеем газеты. Являясь органом Дальневосточного отделения, мы формально подчинены институту, который в свою очередь подведомственен ФАНО. С одной стороны, нас, журналистов, пишущих о результатах научных исследований, призывают шире пропагандировать достижения академических подразделений, чтобы общество знало, чем занимаются учёные, с другой, … мы не вписываемся в новую структуру. Что будет с нами?

– Это ещё одна проблема, вызванная реформой. Мы недавно отметили 40-летие газеты. Она востребована, и газету надо постараться во что бы то ни стало сохранить. Мне представляется, что «Дальневосточный учёный» должен стать органом как ФАНО, так и РАН. Как это узаконить – пока не знаю. Самое оптимальное было бы оставить газету при ДВО РАН (организационно это проще, так как при госучреждении, которым является ФАНО, это, по-видимому, сделать сложнее – надо придумывать госзадание). Но для этого нужны штатные единицы. Надеюсь в ближайшее время эта проблема будет решена. Ведь пропаганда научных достижений сегодня даже «реформаторами РАН» считается одной из важнейших, а 2014 год в России всё-таки объявлен Годом науки. Разве допустимо в такой год потерять газету научного сообщества?

Дальневосточный ученый
№5 (1495)
12 марта 2014 г.