Владимир Фортов: «Нужно не воевать с академиками, а разрабатывать систему»

23.03.2015

Российские ученые приблизились к разгадке тайны Юпитера, но по-прежнему далеки от победы над бюрократами

Увеличение бюрократии, проведение бездумной реструктуризации институтов, порой нежелание слышать доводы ученых, - это то, с чем пришлось столкнуться научному миру в России после реформы РАН. Во вторник сильно урезанная академия наук, лишившаяся научных институтов, и сохранившая по большому счету лишь право совещательного голоса, открывает свое очередное Общее собрание РАН. Какие настроения царят в научной мекке России? Что хотелось бы изменить? Найден ли общий язык с Федеральным агентством научных организаций? Обо всем этом накануне собрания корреспондент «МК» побеседовала с президентом РАН Владимиром ФОРТОВЫМ.

- Владимир Евгеньевич, несмотря на потрясения, российская наука достигла в минувшем году серьезных результатов, многие — мирового уровня. Один отчет о них, опубликованный на сайте РАН, составил более ста страниц. Можете выделить самое заметное, что зацепило?

- О результатах можно говорить бесконечно долго. Это и создание фемтосекундных лазеров, и получение терагерцового излучения, которое очень важно для детектирования взрывчатых веществ, оружия под одеждой. Или вот пример: Арзамас (ядерный центр) и Академия наук впервые получили 55 миллионов атмосфер при сжатии плазмы дейтерия. Это мировой рекорд! Такое давление есть только на Юпитере — гиганте Солнечной системы. Исследования помогут нам понять, как эта планета образовалась, почему очень сильно шумит в радиодиапазоне, излучая волны в 60 раз более сильные, чем Земля.

Для военной отрасли у ученых есть много разработок. Казалось бы, просто кинетическое оружие, винтовки, которые нам давно известны. С виду они может быть и такие же, да свойства изменились. Скорость полета пули или снаряда теперь доходит до 2-3 километров в секунду. К тому же эти пули стали «умными», способными маневрировать в зависимости от перемещения цели. И это только одна из разновидностей гиперзвуковых технологий.

-Начало всем этим достижениям все же было положено при прежней РАН. Есть надежда, что российские институты смогут также эффективно работать в составе ФАНО?

- Прошедший год реформ прошел без заметных сбоев: институты были переведены в ФАНО.

Второй год будет более трудным: увеличилась бюрократия, количество денег не прибавилось, сформированные учеными приоритетные направления, бывает, ставятся под сомнение. Происходит реструктуризация, малопродуманное объединение разнородных иинститутов в центры, консорциумы. Все эти вещи тормозят научную работу, и их надо устранять нам вместе с ФАНО.

- Наверное, институты объединяют, исходя из необходимости экономии?

- На науке не экономят, понимаете, это не та область. Николай Первый говорил в свое время так: «Когда я вижу, что у меня в парке люди ходят по своим тропкам, я садовникам говорю: «Вот здесь и сделай дорожки»». А если дорожку будет делать начальник, люди будут ходить все равно по-другому. Поэтому ориентироваться надо на ученых. Они сами знают, как удобно, и как лучше. Вот как делали, когда надо было в кратчайшие сроки построить атомную бомбу? Привлекли Институт физических проблем, который никогда не занимался ядерным оружием, но имел сильный теоретический отдел. Выбрали из этого отдела всего трех специалистов: Александра Соломоновича Компанейца, Льва Давидовича Ландау и Халатникова Исаака Марковича. Их никуда не объединяли, а просто поручили выполнение ответственной задачи. Они это сделали, стали героями.

- И никого из других институтов к ним не переводили?

- А зачем?

- Есть ли прорывные идеи у ученых для сельского хозяйства, фармакологии?

- У нас есть очень много сильных ученых, которые знают, как разработать правильное лекарство или вырастить большой урожай. Мы стараемся доводить наши мысли до практики, до руководства... Вот, к примеру, сейчас идет большой разговор о запрете производства генно-модифицированных продуктов. В Госудму внесен проект закона, в котором говорится о том, чтобы запретить в России выращивание генно-модифицированных растений и последующее их использование на территории нашей страны. Но... импортировать те же ГМО - семена и лекарства, которые также делаются на основе ГМО технологий, можно. Разве это не парадокс?

- Сколько при самом пессимистичном подходе, нам может понадобиться времени для восстановления собственной независимой экономики?

- Как я уже сказал, идей у нас много. Но когда доходит до производства, до воплощения в жизнь, здесь мы сильно уступаем западу, потому что у нас нет своей инновационной системы. К примеру, в США за ученым бегают: только что-то сделал, — у него тут же выхватывают и внедряют. В начале 2000-х самым великим изобретением человечества назвали инновационную систему США. Перенесите ее в Корею или другие страны, — она провалится. Почему? Да потому что в каждой стране свои особенности.

- А какие особенности у нас? Как нам создать свою инновационную систему?

- А вот это главная задача Министерства науки и образования. Не воевать с академиками без конца, а разрабатывать нужную стране инновационную систему. Вместо этого министр пытается указать ученым РАН, кто из членов Президиума оторвался от науки, а кто нет.

- Кстати, на декабрьском Совете по науке и образованию при Президенте, когда речь зашла о разработке Национальной технологической инициативы, без ученых РАН обойтись не смогли. Эта инициатива касается тех же инноваций?

- В числе других вопросов. Первое, что нам надо сделать, это определиться с импортозамещением. Второе — выделить так называемые «критические технологии», без которых нам на первых порах никак не обойтись. К примеру, без калош мы прожить можем? Можем. А без жизненно необходимых лекарств, без которых люди лезут в петлю, вряд ли. Нужны они нам? Необходимы! 24 марта у нас состоится очередное собрание РАН, на котором мы и обсудим все наболевшие вопросы. Ждем выступление регионалов. Региональная наука далеко, и дела там еще хуже, чем в центре. Недавно, к примеру, закрыли Хабаровский научный центр. Это при том, что мы сейчас думаем, как нам развивать тот край. Но кто, скажите, лучше ученых мог бы ответить на этот вопрос?

Наталья Веденеева, МК