Коммерсант.ru

«Я понимал, что надо делать достаточно серьезные и часто непопулярные шаги»

10.02.2014
Министр образования и науки ДМИТРИЙ ЛИВАНОВ поведал «Коммерсанту» о планах ведомства, а также впервые рассказал, как именно принималось решение о реформе Российской академии наук.
Часть интервью, касающееся реформы РАН, мы предлагаем вниманию наших читателей.

— Андрей Фурсенко возглавляет попечительский совет Российского научного фонда, о котором мы говорили ранее. Некоторые считают, что теперь это будет новое министерство науки, а вам останется только образование. Это так?
— Фонд — это просто инструмент финансирования, он научной политики не разрабатывает и не реализует. Фактически мы просто передали туда деньги, а фонд их распределяет, ничего больше. Вот РАН действительно была квазиминистерством фундаментальной науки. Но теперь она осталась просто экспертным сообществом, клубом ученых. И это действительно радикальное изменение, которое произошло, причем несколько неожиданно для всех.
— И для вас?
— Если бы год назад меня спросили, будем ли мы здесь сидеть и обсуждать такую глубокую реформу РАН, я бы в этом сильно усомнился. Я всегда это предлагал сделать, но не имел четких планов по срокам и деталям. Но когда эти изменения стали всерьез обсуждаться, мы скоординировали позиции с разными людьми — и с Андреем Фурсенко, и с коллегами по правительству. Все поняли, что мы единомышленники и у нас нет абсолютно никаких расхождений. И с учетом разных политических факторов решили, что нужно действовать сейчас, быстро. Были выборы в РАН, у академиков появился новый президент — и все это удалось быстро сделать.
— А кто именно настоял на таком резком развитии реформы? Кто конкретно сказал, что действовать надо здесь и сейчас?
— Смотрите, я же предлагал реформу еще в 2005–2007 годах, когда работал в министерстве, но тогда я оказался фактически один с этой идеей. А теперь Андрей Александрович Фурсенко пришел в администрацию президента и начал заниматься там научной политикой. Раньше ведь этого направления там вообще не было — люди отвечали за внутреннюю политику и не были специалистами в конкретной научно-образовательной области, что естественно. А сейчас такие специалисты появились, мы скоординировали свои позиции и поняли, что знаем, как действовать — и действовать быстро. У нас все очень хорошо получается, когда правительство и администрация президента действуют синхронно.
— Когда вы стали министром, большинством это было воспринято скорее позитивно. Вузовское сообщество считало вас коллегой, ведь вы были ректором МИСиСа. Ученые знали, что вы действительно занимались наукой, а учителя просто надеялись на лучшее. Прошло два года: ректорам не нравится мониторинг вузов, ученые не простят вам реформу РАН, а учителя говорят, что их ожидания тоже пока не оправдались. У вас нет ощущения, что вы потеряли поддержку тех, на кого должны опираться?
— Я привык опираться не на ощущения, а на объективный анализ ситуации. Я не испытывал иллюзий в мае 2012 года, когда меня назначили. Я понимал, что надо делать достаточно серьезные и часто непопулярные шаги, которые далеко не всем понравятся. Наверное, бывали ситуации, когда они не нравились большей части людей. Это как лечение для больного — оно неприятное, но надо перетерпеть, пережить его, чтобы выздороветь. Другого способа иногда и не бывает. Искусство управления состоит в том, чтобы выбрать правильное лечение: где-то терапию, а где-то и хирургию.
Нам нужно перейти к более здоровой ситуации в высшей школе — путем очень жесткой санации некачественного псевдообразования. Надо провести реструктуризацию научного сектора — чтобы дать ресурсы тем ученым, которые способны работать на высоком уровне. А в школьном образовании, я считаю, по большому счету не надо ничего менять — достаточно просто создать условия для достойной работы учителей и школ. Я имею в виду не только зарплату педагогов — хотя она за год выросла очень серьезно, ни в одной стране мира не было таких темпов роста. Но надо еще создать условия для профессиональной самореализации каждого человека — и учителей, и учеников,— чтобы школы и технологии в них были современными.
Я вообще спокойно отношусь к критике, стараюсь ее услышать, воспринять. Есть люди, мнение которых я уважаю. А есть люди, мнение которых я вообще стараюсь не замечать,— но это, наверное, естественно. Я считаю, что когда ситуация не очень хорошая, то нельзя добиться ее улучшения, делая только то, что всем по душе.

Фото: Дмитрий Духанин / Коммерсантъ
Полностью интервью читать на: http://www.kommersant.ru/doc/2404422