Глава ДВО РАН: нас пытаются превратить в клуб любителей науки
Глава Дальневосточного отделения Российской академии наук (ДВО РАН) академик Валентин Сергиенко рассказал корреспонденту РИА Новости о том, как меняется жизнь дальневосточных ученых в связи с реформой Академии, что притягивает молодежь в научные институты и чем чреват переход на грантовую систему.
– В прошлом году было принято решение о реформировании Академии наук. Как это сказалось на ДВО РАН, как сейчас живут ученые?
– Реформы фактически начались с этого года. Многое меняется в нашей жизни. Изменился порядок финансирования, изменилась система управления научным комплексом в регионе. Институты перешли в ведение Федерального агентства научных организаций (ФАНО). Раньше ДВО РАН было структурой регионального масштаба, у которой были свои институты, работающие на территории всего Дальнего Востока. Мы не только управляли финансовыми потоками, но и влияли на выбор приоритетов научного поиска, формировали кадровую политику, принимали решения о приоритетах формирования материально-технической базы учреждений. То есть ДВО РАН несло ответственность за сбалансированное развитие научного комплекса в огромном регионе. Ясно, что все шаги принимались коллегиально и после консультаций, обсуждений и согласования с органами власти в регионах. Президиум ДВО РАН не только принимал решения о распределении средств, но и контролировал их целевое расходование, оценивал эффективность и результативность работы научных и вспомогательных учреждений, готовил предложения о реформировании подразделений, создании или ликвидации учреждений.
Сегодня происходит болезненная ломка сложившейся системы управления научным комплексом в регионе. Большая часть перечисленных функций изымается из ведения ДВО РАН и передается в ФАНО, которое работает с каждым институтом в отдельности. Когда завершится реформирование, пока неизвестно. Это долгий и, объективно, сложный процесс. Потребуется, на мой взгляд, как минимум один, два года для отработки всех механизмов взаимодействия новой структуры с подведомственными организациями.
Но единый комплекс, мультидисциплинарный научный комплекс регионального масштаба, который существовал в лице ДВО РАН, к сожалению, почил в бозе. Президиум ДВО РАН, ранее исполнительный коллективный орган академического сообщества в регионе, становится клубом любителей науки с непонятными функциями и размытыми обязанностями и практически нулевыми возможностями влиять на ход развития событий. Ранее аппарат Президиума состоял из более чем 90 высококлассных специалистов с большим опытом работы в научной сфере. Сегодня нам предписано сформировать штат из 12 человек управленцев и 25 человек технического персонала (сантехники, вахтеры, уборщики и пр.). Такому аппарату работать будет очень сложно.
– Каковы самые интересные проекты, над которыми в последнее время работали дальневосточные учёные?
– В целом прошлый год был очень насыщенным. У нас на 2,5 тысячи научных сотрудников около 5 тысяч рейтинговых публикаций, более 100 монографий, учебников и учебных пособий. В 2013 г., судя по отчетам институтов, на 15–20% возросло число публикаций в зарубежных изданиях, в том числе в журналах с максимальным рейтингом, таких как «Science» и «Nature». Это важный показатель успешности работы наших ученых.
В прошлом году в полном объеме выполнен план полевых и экспедиционных работ. Проведена летняя (на борту научно-исследовательского судна) и зимняя (санно-тракторный поезд) экспедиции в восточном секторе российской Арктики, получены уникальные данные об объемах выброса в атмосферу метана (важного парникового газа) с шельфа арктических морей, доказана связь этого явления с разрушением подводной мерзлоты.
Эти данные позволили уточнить модели глобальных изменений климата в Северном полушарии Земли. Частично полученные материалы опубликованы в журнале «Nature». За сутки на эту публикацию в мировых СМИ появилось около 700 откликов, что говорит о том, что тема и полученные результаты интересны не только узким специалистам, но и мировой общественности. Был завершен этап по исследованию биологии глубоководных районов Охотского и Японского морей. В экспедиции участвовали не только российские ученые, но и специалисты из Германии и Японии. Обнаружено свыше 200 новых ранее не известных науке живых организмов.
Успешными в 2013 г., были также работы ученых Отделения в области создания новых подводных робототехнических систем специального назначения, их ждут специалисты нефтегазовых шельфовых проектов, морские биологи, геологи, структуры, ответственные за обеспечение безопасности российских акваторий. Работы длились более трех лет, и сегодня мы находимся на этапе заключительных государственных испытаний образцов новой техники. Многие детали работы сегодня еще не достаточно широко освещены в широкой прессе, но они по достоинству оценены специалистами на российских и зарубежных выставках высокотехнологичной продукции.
Завершается строительство уникального Центра по проектированию, сертификации и мелкосерийному производству подводных робототехнических систем. Комплекс должен быть сдан к 1 июля этого года. Но боюсь, что это важное для нас событие не состоится. В связи с уже упоминавшейся реформой у ДВО РАН забрали функции застройщика, а с ними и более 200 млн руб., предназначенных на покупку оборудования, его монтаж и запуск. Поэтому мы не можем провести тендеры и подписать уже подготовленные контракты. Сегодня этими процедурами должно заниматься ФАНО, но ему пока не до того.
Значительные достижения получены в прошлом году в области создания наноматериалов, пригодных в том числе для решения задач по ликвидации последствий экологической аварии на Фукусиме. Проведенные внешними экспертами тестирования наших материалов показали, что их характеристики в 100–1000 раз превосходят лучшие мировые образцы. Надеюсь, что уже в этом году будут подписаны контракты на реализацию наших достижений в этой области. С помощью созданных материалов в начале 2014 г. будет завершена переработка последней тонны проблемных ЖРО на Дальнем Востоке. Традиционно значительными являются достижения ученых ДВО РАН в области биотехнологии, геофизики, лазерной физики, механики, вулканологии, экологии, математики и информационных технологий.
– Много ли молодых ученых приходят работать в ДВО РАН, что их привлекает в научной работе?
– Молодежь в науку привлекает возможность самовыражения. То время, когда у научных сотрудников была зарплата в 5–6 тысяч, и это резко снижало престижность работы ученого, остался в прошлом. Сегодня средняя зарплата ученых в ДВО РАН около 35–40 тысяч. Не так много, как в бизнесе или госуправлении, но это приличная зарплата для научного старта. Возможностей профессионального роста, карьерного роста и самовыражения редко предоставляют молодому амбициозному человеку другие сферы деятельности.
Молодежь в институты ДВО РАН массово пошла лет 8–10 назад. Это, конечно, неслучайный процесс, а результат планомерного участия ученых ДВО РАН в подготовке кадров в высшей школе. Это закономерные результаты работы 19 базовых кафедр в наших институтах, ответственной работы более чем 300 ученых в качестве лекторов в ведущих университетах региона. Правда, в науку берем не всех, на работу принимаем 130–150 человек из 900–1000, проходящих через базовые кафедры, совместные лаборатории. Подрастает очень хорошая, толковая смена.
В Институте химии работает Андрей Гнеденков, выпускник ДВФУ. Химией он заинтересовался еще в школе, бывал в лабораториях института. По индивидуальной программе подготовки закончил университет. На тот момент у него уже было около 17 публикаций в отечественных и зарубежных журналах. Поступил в аспирантуру, удивив членов приемной комиссии глубиной своих познаний. Ясно, что диссертацию на соискание ученой степени кандидата наук он подготовит за год, полтора. Прекрасный задел для блестящей научной карьеры. Пример, конечно, уникальный, но не единственный.
Как теперь будет складываться ситуация, пока неизвестно. Тревожно, что у многих заявивших о себе в науке молодых исследователей уже есть приглашение на работу в Москве или за рубеж. Образованные и талантливые специалисты сегодня в хорошей цене.
– Многие ли молодые учёные уезжают за рубеж, и если да, то куда едут чаще всего?
– Да, к нашим ученым поступают предложения поехать работать за рубеж. В 80– 90-х годах страну покинули отчаявшиеся чего-либо добиться на Родине, но, как правило, с сильным характером люди. (Полная аналогия временам Дикого Запада). Сегодня именно они, уже устроившиеся в западных университетах или исследовательских центрах фирм и компаний, инициируют приглашение нашей молодежи. Им просто нужны рабочие руки.
Прекрасно ориентируясь в нашей системе подготовки кадров, они целенаправленно ведут свою работу по поиску талантов не только в московских лабораториях, а везде. Со слов моих коллег, работающих за рубежом, могу сказать, что среди немецкой, американской, японской молодежи не так много желающих посвятить себя работе в науке.
Я хорошо знаком с ведущей американской лабораторией мерзлотоведения в Университете Аляска. В ее составе 13 человек, и только один из них коренной американец. Остальные, включая руководителя, бывшего выпускника и сотрудника МГУ Владимира Романовского, – выходцы из СССР (Москва, Якутск, Новосибирск, Фрунзе, Иркутск, Магадан, Петропавловск-Камчатский), в разное время прибывшие в США. Сегодня эта лаборатория – мировой лидер в изучении зон многолетней мерзлоты на нашей планете.
– Наметился ли процесс возвращения молодых учёных из-за рубежа и едут ли к нам учиться молодые специалисты из других стран?
– Нет, толковые специалисты назад не возвращаются. Контакты с коллективами, из которых вышли, не порывают, но и возвращаться не собираются. Одного ученого я пытался вернуть и, казалось, почти добился этого. Но в последний момент все сорвалось, отчасти из-за новостей о реформе РАН.
Заявки от молодых специалистов из других стран мы получаем. Чаще всего это люди, которые хотели бы в течение 1–2 лет пройти стажировку или получить степень доктора наук в наших лабораториях. Когда озвучиваешь условия работы для молодых исследователей у нас (зарплата от 500 долларов, отсутствие жилья и тому подобное) число желающих резко сокращается.
Тем не менее для прохождения краткосрочных стажировок, участия в экспедициях, мы ежегодно принимаем десятки зарубежных исследователей из Китая, Кореи, США, Польши, Чехии, Германии, Индии и других стран. Нередки случаи, когда наши специалисты работают по контрактам в университетах и исследовательских центрах Китая, Кореи и Японии. И все возвращаются. Вероятно, потому что в этих странах труднее прижиться.
Говорить, что все ученые, которые эмигрировали или работают по долгосрочным контрактам в зарубежных научных или образовательных центрах, сделали успешную научную карьеру, было бы преувеличением. Я знаю не более десятка таких людей. Остальные работают по грантам и срочным контрактам и веером рассылают свои резюме в поисках лучшей позиции и лучших условий. Отсюда частая смена научных направлений работ, погоня за быстрым результатом, а не глубина и обширность исследований. И еще хуже, когда гранта нет.
– Сейчас наука и в России переходит на грантовую систему. Как вы к этому относитесь, не подорвет ли она местные институты?
– Грантовая система хороша, но как дополнение к базовому финансированию, обеспечивающему стабильность научной инфраструктуры учреждения. Потому что грант выдается на выполнение конкретной работы в ограниченный период времени. Для полноценной и эффективной деятельности ученого нужны условия – здания, сооружения, оборудование, материалы, инженерно-техническое обеспечение, информационные и офисные услуги.
Но боюсь, что даже имея грант, но не имея базового финансирования, ты не сможешь его выполнить, если ты не работаешь в области «чистой» математики, когда нужны только лист бумаги и карандаш и, конечно, голова. (Пример Григория Перельмана, талантливого ученого математика, нигде не работающего, мне кажется красноречивым).
Ред. – Президент РФ Владимир Путин 15 января 2014 г. поручил правительству изменить механизмы финансирования науки: сделать гранты основным источником средств на фундаментальные и поисковые исследования, а также прекратить использование в этих целях ассигнований бюджета на федеральные целевые программы.
Если сегодня наука будет переведена на грантовую систему финансирования, то сколько заявок должен написать каждый ученый, чтобы получить средства, достаточные для работы? Если есть 10–20 лабораторий в институте, то все ли они станут обладателями каких-либо грантов? Сомнительно. Но именно совокупность лабораторий, специалистов различного профиля и комплекс научного оборудования, имеющийся в распоряжении лабораторий, создает условия для осуществления научного поиска и творческую среду в коллективе. Убери из института специалиста, оставшегося без грантовой поддержки, можно потерять все. Не должно быть прямолинейности и фанатизма.
На мой взгляд, оптимальной являлась бы схема, которая совмещала бы в себе принципы базового финансирование института и финансирование небольших групп исследователей по грантам. Первая часть обеспечивает устойчивость научному учреждению, сохраняя костяк научных школ и инфраструктуру, а гранты служат повышению научной мобильности, стимулируют конкуренцию, обеспечивают быстрое продвижение по "горячим" направлениям науки. Без достаточного базового финансирования через 3–5 лет академические институты будут уничтожены, как это уже произошло с отраслевыми научно-исследовательскими и проектными институтами в конце прошлого столетия.
РИА Новости http://ria.ru/vl/20140208/993783118.html#ixzz2ssUgDnd5
Фото А. Демина